Крик в небо – Вселенной. Книга 1. Она - Софи С./М.

Смеясь, Вероника подошла к парню за стойкой, раскрыла перед ним меню. Не успела она открыть рот, как он свернул меню:

– Такое же передо мной, – сказал он. – Я давно пришёл.

Перед ним и правда было меню, вот только чуть правее и он прикрыл его рукой.

– Хорошо, – начала она, – вам пиво или что покрепче?

– Я хочу есть – это вы исключаете? – он говорил негромко. Но хамил. Точно хамил, умудряясь хамить «вежливо».

– Закажите наши бургеры, они всем нравятся и на них акция, – он не выглядел бедным, скорее, напротив, но даже небольшой опыт работы убедил её в том, что скидки по вкусу всем.

– Может, я сам разберусь, – сказал он.

Она начала нервничать. Ты всё сделала правильно, говорила она себе. Протянула меню. Он сидит за стойкой бара, хотя полно свободных столиков – предложила выпить. Потом, предложила бургеры. Их велят предлагать всем – на них акция! Тем более, людям нравится, когда официант может что-то посоветовать… Всё верно. Он просто хам. Просто гадкий, вредный человек. Она смотрела на его сапоги, куртку. Ему было лет тридцать. От него приятно пахло. Манящий мужской запах. Почему все красавчики такие мерзавцы?

Он смотрел в меню. Ресницы густые-густые.

– Ладно, мне пиво. – Он взглянул на неё: – Скажите, какой стаут мягче из тёмных, и… – Он ткнул пальцем в меню, указал на красный Эль: – Что за композиция у этого?

Она едва отошла от его зелёных глаз, как он тычет таким ровным длинным пальцем с красивыми суставами в этот проклятый Эль…

– Это Эль, – сказала она, сама не зная зачем.

– Я знаю. Я спросил, каков он?

– Нет, вы подумали это стаут, – продолжала она. – И ещё вы спросили – какой стаут мягче из тёмных – они все тёмные, это же стауты!

Он рассмеялся. Какие у него были губы! Едва не красные, за ними белые зубы, ровные и красивые. Наверно, плохие, подумала она. У неё тоже были ровные и белые зубы, но это только фасад, приглядишься, к половине приложился кариес.

– Я беру этот. Old speckled hen, – сказал он с чисто американским акцентом.

Хотя, она училась на лингвиста, и преподы заставляли её корчиться перед зеркалом, чтобы поставить звуки и получить такое произношение, услышав его в речи русского человека, она не могла не рассмеяться. Коробило слух. Ишь, как старается – бросилось в голову. Да ещё и мама в таком случае всегда говорила – выламывается. Дичь конечно, деревенская дичь, а вспомнишь – смешно. Вот и теперь рассмеялась.

– Что смешного? – бросил он.

– Ничего. Вы говорите на английском как наш препод. Он завкафедрой на инязе и ему девяносто лет. Уж у него-то было время поставить звуки!

– Да? Значит, как дед девяносто лет? Отлично, сочту за комплимент, а вы значит, студентка, молода и красива, – должно быть, это был сарказм, а сердце так и заныло. Неужели, я ему нравлюсь? – Что ж, тогда скажите, что значит «Old speckled hen?» – спросил он.

– Что? Что значит?

Он взглянул на неё, как на безумную. Нет, скорее снисходительность во взгляде была такова, словно он смотрел на неизлечимо больную или юродивую. Кто его знает? Она не умела распознавать знаки заинтересованности, которые оказывают мужчины, и часто неверно толковала эмоции. Это печально, когда чувствуешь малейшую перемену в настроении человека, а истолковать её не можешь… Она всё смотрела на него, думала.

– Переводится как? – спросил он, наконец.

– Какая-то курица, – ответила она. – Причём, старая. Наверно, как наш препод. И, кроме того, она ещё какая-то. Но такого прилагательного я не знаю.

Он снова смотрел на неё, как на безумную, но теперь с улыбкой. Потом, улыбка стёрла снисхождение и появилась заинтересованность. В его смеющихся глазах был блеск – что это, если не интерес?

Только вот он сказал:

– Вопросов больше нет, – и отвернулся.

Она всё стояла и смотрела на него: где-то она его уже видела.

Радовало, что вечером посетителей не стало. Официанты ушли в подсобное помещение, а Вероника засобиралась домой. Возможность уйти пораньше успокаивала – сегодня она успеет попасть в комнату до закрытия общежития, сегодня не придётся ночевать на вокзале.

Она оделась и уже потянулась за сумкой, когда услышала мужской голос из-за спины. Обернулась: перед ней стоял он, тот самый парень. Теперь она поняла, какой он высокий. До того смутилась, что едва осмелилась оглядеть: чёрные джинсы с карманами повыше колена, кожаные берцы, тёмная куртка нараспашку, мех на капюшоне и строго очерченные контуры лица – вот и всё, что ухватил глаз, прежде чем он спросил:

– Вы уже уходите?

– Да, ухожу, – она замялась на месте и покосилась по сторонам. – Вы можете позвать официанта, но вообще мы скоро закрываемся.

– Я знаю, когда вы закрываетесь, – проговорил он. Твёрдая уверенность, прямой взгляд.

– Через час… – прошептала Вероника.

Он подошёл вплотную и тем самым будто уменьшил её до размера девочки десяти лет. Стоя рядом с ней, хрупкой и скромно одетой, он казался массивным, а общий лоск его вида, помешанный с сексуальностью, такой простой, по-мужски неброской, но очевидной, будто опускал её к самой земле, как унизительный удар на публике. Смущение перетекало в страх. Она уставилась на его сапоги, но поднять глаза всё-таки пришлось. Расслабленная поза, хитрая улыбка. Теперь взгляд пронизывал. Нельзя не опустить глаза вновь.

– Раз уж вы одеты, давайте выйдем на перекур, – сказал он. Голос стал мягче, но фразы по-прежнему ровнялись приговорам. – Обсудим, стоит ли вашему начальству знать, когда вы уходите…

Официантами командовали все вплоть до уборщиц. Клиенты – во всю. Она ничуть не усомнилась в его намерениях. Он, наверняка, знаком с начальником лично.

– Да, конечно, – ответила она. Перед ней возникли искромётные прищуренные глаза, что встречаются на лицах самолюбивых дамских угодников, и от страха картинка поплыла.

Ресторан находился у перекрёстка. Выйдя из него, они свернули направо. Справа от обочины была небольшая лесополоса из сосен. Она взглянула вглубь, потом на него:

– Так значит, для обсуждения вам прямо необходимо заскочить в лесополосу? А вы хоть лопату к снежному сезону захватили уже или за ней тоже надо заскочить?

– Что? – опешил он.

– Ничего, – ответила она.

Любителей взять женщину обманом достаточно – вот что она поняла. Одни лгут, обещают золотые горы и ласкают так нежно, а наутро и след простыл, другие ещё проще – заманивают к себе и дело с концом. Нет, на легенду и на «мне надо заскочить туда-то за тем-то» она больше не поведётся. Раз и навсегда запомнила – никогда не входить в укромные места.

Она уставилась в его пьяные глаза: зелёные-зелёные, они блестели на свету. Это же тот парень, тот самый парень, спасший её когда-то!

– Помните тот случай… Ну, женщина с ножом…

– Что за женщина? – удивился он.

– Ясно.

– Слушай, – сказал он, – у меня есть к тебе предложение. Непристойное предложение, – здесь он добавил улыбочку.

– И что же, я вам понравилась?

– Да, ты хорошенькая…

Он оглядел её, будто прежде не видел:

– Мне не по себе, – произнёс он. – Я бы дал тебе денег, да ты же не возьмёшь… Или как? Может, всё же, возьмёшь?

Она мотнула головой.

– Ну так что, значит, не пойдёшь?

Она всё смотрела в его глаза: бывают ли маньяки с такими глазами? Возможно. По крайней мере, в сказках. Бывают ли обходительные маньяки? Тоже возможно, до поры. Он не такой уж обходительный, но есть такие лица, на которые смотришь и понимаешь, человек таким быть не может. И дело тут не в красоте. А что же красота? Он предлагает ей денег… Обычно красавчики считают, что им впору самим брать с девушек деньги. Они не говорят «мне не по себе», они думают, что каждая горит желанием сею секунду прыгнуть к ним в постель.

– Да, – сказала она, – пойдём.

– Хочу предупредить, я бываю не слишком ласков… В общем, я склонен к жёсткому сексу. Согласна?

Она задумалась. Что стоит за словом «жёсткий»? Сложно понять, когда не пробовала и обычный. Юной девушке от таких предложений становится страшно. А потом, он предлагает ей денег, словно проститутке. Обмана никакого: говорит этим – потом, ты меня не увидишь.

– Я вообще-то не профи, – произнесла она. Если бы он знал, что она и вовсе девственница… Он так нравился ей, что она тут же выкрутилась: – Но я не боюсь. Пойдём.

За размышлениями о нём, она не заметила, как прошла метров пятьдесят. Он шёл по левую руку молча. Будто очнувшись ото сна, Вероника посмотрела на него, он – на неё. Их взгляды на секунду столкнулись.

Он проговорил:

– Мы скоро придём, тут недалеко, – и протолкнул её вперёд.

Угасающий свет стоянки ресторана встревожил: дорога не была освещена – только редкие машины освещали путь. Она слышала шаги позади и чувствовала себя жертвой ведомой на расстрел. «Зря я согласилась, что ли, – думала она. – Сдалось мне быть жёстко использованной этим типом… Он сделает это мимоходом, а мне всю жизнь вспоминай…» Уже изобретала план побега.